Леонид Алёхин - Сердце Чёрного Льда [С иллюстрациями]

Сам Якош Белин не питал особого пристрастия к благородному оружию. Белый Меч висел у него на поясе рядом с шестопером, знаком баронской власти, лишь во время посещений столицы. Остальное время Верность пребывала там же, где и сейчас.

В Оружейной Палате замка Белинов.

Лорд Белин вернулся из длинного мысленного путешествия во времени и пространстве в кабинет Анже Савина. К мыслям о непривычной фехтовальной манере герцога.

Несмотря на утрату Мечей и хоругвей легатов, лорды Опор продолжали носить оружие, копирующее формой легендарные клинки. Подражая сюзеренам, так поступали и вассалы. Среди благородных домов складывалось единство вооружения и фехтовальных школ.

Этого единства не существовало для герцога Савина.

Герцог бился двумя мечами. Оба меча были значительно короче Ярости, хотя и напоминали ее шириной и изгибом клинка. У правого меча была небольшая гарда-диск. Меч в левой руке уступал длиной на два пальца, а вместо гарды у него был идущий параллельно лезвию зубец.

Его предназначение оставалось непонятным, пока Савина не захватил этим зубцом направленный в его грудь меч манекена. И ударом рукояти второго меча сверху по плоскости лезвия не сломал его.

Потом он отошел назад и тыльной стороной ладони утер пот с лица. Манекен послушно замер. Его приводили в действие спрятанные под плитками пола пружины. От того, на какие из них и каким весом давят, зависело направление удара, сила и даже выбор оружия.

— Доброе утро, Якош, — поздоровался Савина. — Не желаешь попробовать? С ним, а хочешь — со мной.

— И тебе доброго утра, Анже, — ответил Белин. — От «попробовать» воздержусь. Наблюдать лордов Рубина в бою гораздо приятней, чем в бой с ними вступать.

Анже Савина польщенно усмехнулся. Отдав барону салют двумя мечами, он шагнул навстречу манекену.

Фехтовальная машина ожила. Над пригнувшимся герцогом со свистом пронесся топор. Ответный удар попал в отмеченное красным уязвимое место. Две из четырех действующих рук манекена опустились вниз.

— Как спалось сегодня? — герцог говорил ровно, хотя ему приходилось нелегко. Последние две руки орудовали громадным мечом-таллитом. Такой одним хитроумным ударом не переломишь. — Грохот не мешал?

— Я поставил завесу, — лорд Белин принялся набивать трубку.

— Полезное умение, э-э-э-эх!

Анже принял удар на скрещенные над головой мечи. Сталь выдержала, но сила атакующего механизма заставила герцога опуститься на одно колено.

Незаметная плитка пола поддалась колену со щелчком.

Голова манекена провернулась на шее. Один из четырех ликов — железное лицо с распахнутым в крике ртом — выпустил в герцога струю жидкого огня.

Огненное облако рассеялось. Анже Савина поднялся на ноги, постучал рукоятью меча по грудной пластине манекена. Второй его меч торчал из механического тела там, где у людей находится селезенка.

Манекен оставался в неподвижности. Теперь насовсем.

— Твои умения тоже полезны, — лорд Белин зажал трубку в зубах, пошарил на поясе в поисках огнива.

Герцог глянул в его сторону, щелкнул пальцами. Табак занялся ленивым огоньком.

— Всегда к твоим услугам, союзник, — улыбнулся лорд Рубина.

— Мой отец научил меня многому, — сказал герцог.

Кабинет менялся на глазах. Посрамленный манекен отъехал в свой угол. На его место между четырех колонн выдвинулся стол. Но не тот стол, который лорд Белин видел раньше.

— Он научил меня сражаться на мечах, стрелять и водить паровоина. Научил меня быть сильным и подчинять тех, кто слабее. Рассказал, что стоит быть справедливым к вассалам и беспощадным к врагам.

Крышка стола представляла собой карту континента. Не обычную плоскую карту, нарисованную пером или отпечатанную машиной. Здесь впадины рек и озер были залиты голубым стеклом, горы изваяны из неизвестного материала вплоть до снежных вершин.

По правую руку от Белина высились деревья Мирового Леса (и на каждом из них можно было пощупать руками крошечные листья). Отец-Древо доставало верхушкой барону до груди, споря с Пиком Вериди на дальней западной оконечности стола.

Среди этого великолепия там и тут были раскиданы игрушечные города и замки. Заботливая рука мастера раскрасила черепицу крохотных домов и серый камень донжонов. В Озере Хамон плавали королевские лилии, а в башнях Звенящего Валита блестели медью колокола.

Над воротами каждого города и замка был укреплен крохотный, но различимый герб. Вдоль серых лент дорог стояли межевые камни, на перекрестках железных путей возвышались семафоры. Границы земель были обозначены раскрашенными в цвета владельцев столбиками.

— Мой отец не мог научить меня одному. — Взгляд лорда Савина блуждал над игрушечным Акмеоном. — Терпению.

— Я провел возле этого стола пятнадцать лет. Каждый день, с трех до шести. Со мной были Мастера, нанятые отцом в Самане. Это были единственные люди в замке, кроме отца, чьи приказы я должен был исполнять беспрекословно. Им разрешалось все, даже бить меня палкой и оставлять без обеда. Не разрешалось только помогать мне.

Ладонь герцога прошла над черными развалинами Толоса, коснулась вершин Виноградных Холмов.

— Каждая гора, каждое дерево здесь сделаны моими руками. Каждый дом раскрашен мной. Надписи на указателях и девизы над гербами — это мой почерк. Я клеил ватные облака вокруг вершин Хребта и ездил в Саман, где срисовывал надвратные башни. Я неделю смешивал краски, чтобы придать Окрестному Тракту оттенок красной глины. Я создал этот мир до последнего камешка. За пятнадцать лет я много раз ломал его. Мой гнев был разрушительней, чем войны с Тарту и Ночной Ордой. Дважды он испепелил Акмеон дотла. Мои Мастера вскоре начали бояться меня. Тогда отец сказал, что за каждую намеренную поломку будет отрубать мне палец. Я ему не поверил.

Анже Савина вытянул перед собой левую руку. На указательном пальце сверкнул Глаз Мантикора, рубин в герцогской печатке.

Белин моргнул. У Лорда Юга не было левого мизинца. Только маленький обрубок.

— Ярость лордов Савина ужасна, — тихо сказал Лорд-Защитник.

— Особенно если испытать ее на себе, — согласился герцог. — После этого я перестал ломать и начал строить с утроенной силой. Отец дал мне лучший из возможных уроков.

Он сжал искалеченную руку в кулак.

— Я поклялся, что однажды достойно отблагодарю его за это. Мне исполнилось тридцать, когда отец снова позвал меня в ненавистную мне комнату. Он привел меня сюда и сказал: «Скоро это все будет твоим. По-настоящему. Надо только потерпеть». Долготерпение было его судьбой. Проклятием. В молодости он пытался действовать, как его предки, — в лоб, силой. Раз за разом он терпел неудачу. Знаешь, Якош, что портрет твоего отца висел на стене кабинета? Вон там, — лорд Савина указал пальцем.

Повернув голову, барон Белин увидел черный прямоугольник на деревянной панели стены. Словно огонь аккуратно слизнул портрет, пощадив все остальное.

— С возрастом он даже начал беседовать с ним. «В этом гнезде мерзавцев, тупиц и развратников лишь достойнейший из моих врагов может быть моим собеседником», — так он говорил.

— Мой отец уважал лорда Савина, — сказал Белин. — «В жилах герцога кровь древних героев мешается с ядом зверя, изображенного на его гербе», — он это часто повторял. Но что же случилось с портретом?

— Я спросил отца о том же самом. Аккурат в тот день, когда в обмен на терпение он пообещал мне власть над Акмеоном.

«Есть тайны, которые нельзя доверять живому человеку. Но и держать их в себе невозможно. Я придумал, как вернуть величие нашему роду. Единственно верный план завоевания Озерного Трона. Я вынашивал его девять лет и пять месяцев. Теперь я точно знаю, как надо действовать. Мой план я не решился поведать никому, кроме портрета моего врага. После я сжег портрет и скормил пепел четырем ветрам».

— Я говорил о судьбе, — Анже Савина подошел к юго-восточному краю стола. Здесь чёрную щель Провала обступали деревья Мирового Леса. — О злом роке. Не поддающейся разумению силе, которая превыше всех и всяческих планов. В год моего тридцатитрехлетия она настигла моего отца. Вдвоем со Стеваном Майра они отправились на охоту в Дубраву. Вместо ожидаемого медведя собаки подняли из логова одного из былых хозяев наших земель.

Рука герцога опустилась под крышку стола и чем-то щелкнула. Под тихое скрипение механизма на опушке Леса появилась фигурка чудовища размером с две ладони.

Львиная голова в обрамлении черной гривы, гладкое агатовое тело с перепончатыми крыльями и занесенный для удара скорпионий хвост.

— Моему отцу не посчастливилось встретить одного из последних, а может, и последнего мантикора на континенте.